Шиваизм

Красота — это выражение, форма восхищения. Говоря языком эстетики, восхищение принимает форму расы (rasa), а удовольствие, получаемое от расы через эмоции, известно, как красота. Цель искусства — открыть эту красоту. Все, что может быть названо красотой, материал для работы художника. Как бутон лотоса вырастает из отвратительной грязи пруда, так и красота проявляет себя в каждом моменте нашей жизни. Но из-за недостатка артистического восприятия, лишь немногие могут уловить проблески красоты. Настоящий художник не только видит их, но и выражает. Именно это выражение создает технику передачи красоты, облекает ее в форму. Каждый поэт, драматург, певец, композитор, художник, скульптор, архитектор или танцор старается передать нам не только форму красоты, но и ее сущность. Таким образом, мы видим, что искусство — это не только раскрытие красоты и ее выражение, но и само выражение сознание при условии эстетического и духовного видения. Конечно, в самовыражении есть определенная градация, иерархия, расширение пределов и ступени, ведущие к истине.

Истина, как красота, конкретна и динамична в своем выражении. Индуистская риторика различает Расасваду и Брахмасваду — вкус восхищения, присущий прекрасным и возвышенным движениям и вкус восхищения, присущий духовному сознанию. Эстетическая интуиция, как и духовная интуиция, заключает в себе свободу от физической относительности. Предмет свободен от сильного напряжения, вызываемого чувством действия во времени, и наслаждается моментом забытья всего вокруг. В эстетическом созерцании ум свободен от воли, на какое-то время субъект становится объектом, то есть временная свобода от восстающих требований сознательной жизни вполне возможна. Но в духовном сознании эта «обособленность» совершенна.

Искусство — это процесс творения, и это творение в экспрессии. У экспрессии существуют свои степени. Они зависят от утонченности и тонкости творческого вдохновения и от пластичности инструмента экспрессии. Вдохновение черпается из различных слоев нашего существования, поэтому творчество оставляет разные впечатления. Кто-то черпает вдохновение из жизненного плана, кто-то — из ментального, а кто-то — из интуитивного. Так художник создает разные творческие формы, которые влияют на нас по-разному. Ценность искусства зависит вот того, какое впечатление оно оставляет, а так же от ритма и гармонии, которые возникают в нашем душевном плане.

Многие из нас невосприимчивы к наиболее глубоким мелодиям искусства, которые делают нас все более бдительными и осознанными. Еще большее количество людей не обладают тонким видением и восприятием жизни. Следовательно, нам может не нравиться видение Данте или Гете. Конечно, существует разница между творчеством Китса и Байрона, Уводсворда и Шелли, Браунинга и Тагора. Некоторые пробуждают жизненные силы, некоторые будят самые тонкие оттенки чувства, благодаря другим мы слышим в душе аккорды музыки.

Все это подтверждает высказывание о том, что существуют уровни красоты такие, как жизненный, моральный и духовный. Существует определенный уровень сознания или творческого восприятия, благодаря которому красота видится во всем, только потому, что она существует на духовном плане. В таком глубоком видении все наполняется красотой, но оно не сводится к одному единственному уровню. Существует иерархия восприятия красоты, и она зависит от восходящей энергии и восхищения, которые находят свое выражение в объекте. Согласно этой иерархии существует и иерархия восприятия ценностей. В Индии Калидаса считался языческим поэтом, в том смысле, что его творчество было наполнено жизненностью и чувственностью и отличалось от, например, пропитанного духовным чувством творчества Гомера. В творчестве Валмики доминирующим был моральный аспект, хотя его гениальные высказывания были наполнены духовным воображением. Вьяса являлся высоко интеллектуальным поэтом, стремящимся в своем творчестве изобразить напряженность и трудность жизни. Но в то же время простота его стиля была наполнена духовным видением. Но только в творчестве Шанкараы духовность вышла на первый план, отбросив за ненужностью физические, жизненные и моральные аспекты. Теперь лозунгом духовности стало звучание СОХАМ, «Я — это Он».

Для поэта или литературного деятеля жизнь — это паутина, состоящая из переплетенных между собой нитей смеха и слез. Эта концепция нашла свое выражение в литературе в форме комедии и трагедии. Термин «комедия» широко применяется к видам литературных работ со счастливым концом. Комедия — это то, что создает смех. Но что вызывает в нас смех? Физические особенности, странный наряд, неуклюжая походка, неправильное или необычное использование языковых форм — все это вызывает в нас веселье, и мы вынуждены смеяться. Иногда мы смеемся над особенно забавными жизненными ситуациями. В любом из этих случаев мы смеемся, потому что обнаруживаем нелепость, несоответствие и наше чувство приличия испытывает шок. Комический дух проявляется в неком безродственном родстве (misalliance-alliance) и обнаруживает себя для наслаждении другими (delectation of others). Комедийные персонажи не наставляют нас и никого не превозносят, а развлекают нас. «Цель комедии в том, чтобы превратить все самое трудное, печальное и надоевшее в реальной жизни общества в очаровательную шутку и искрящееся веселье».

Трагедия в основном происходит из страдания и боли. Так как Христос смиренно нес свой крест, христиане считают, что боль открывает глубину нашей природы, и единение через боль является наиболее реальным и священным. Конфликт, создаваемый силой обстоятельств, с точки зрения страдающего должен обязательно закончиться и разрешение этого конфликта собствено и будет трагедией. Если драматург говорит, что трагедия происходит из борьбы добра и зла, очевидно, что его видение ограничено, чтобы дойти до конца. Ибо высшее видение, пронизанное духовной верой, определяет концом трагедии триумф и оставляет в ней лишь «сказание о свершениях и лирику хвалы». Именно это мы находим в творчестве индийских драматургов. Шанкунтала является ярким примером. «Это пример драматического искусства, которое нельзя отнести ни к комедии, ни к трагедии, ни к так называемой трагикомедии. Это скорее божественная комедия, которая возносит нас ближе к создателю существующего порядка, что помогает нам смело смотреть на жизнь, укрепляя нашу веру».

Великий художник должен уметь видеть сквозь двойственность, которая искажает наше видение мира, и показать лежащую за ней гармонию. Боль и удовольствие, добро и зло, как свет и темнота сменяют друг друга и образуют паутину, являющуюся причиной препятствий. Только тот, кто научился приспосабливаться к их возвращениям и может с мудростью извлекать добро из зла, умеет жить. Беатриче, Виола и Розалинда — шекспировские герои, которые прошли школу невзгод и научились быть полезным каждому. Эти великие героини даже в самые темные моменты жизни не теряли внутреннюю радость и никогда не забывали о любви и жертвовании. Любой художник, писатель, драматург, поэт могут иметь дело с людьми, в которых жизнь бьет ключом, или которые страдают в агонии, либо с людьми, полными радости или потерпевшими крушение амбиций. Он может изображать удовлетворенность бедных и ненасытность богатых. Или он может погрузить нас в общество мужчин, женщин и детей нашего времени, в их глупости и слабости, в маленькие трагедии и комедии, которые они разыгрывают благодаря своим страхам, надеждам и стремлениям. Или он может представить нам голые научные абстракции, или сухие технические рассуждения, или совершить с нами скачок в далекое будущее, как, например, Уэллс в его ранних научных рассказах. Но все это, как я уже отмечал, лишь миллионы проявлений двойственности (dichotomies). Великим является тот художник, который пробирается к глубинам бытия , и изображает то вечное, что составляет эту жизнь.

Между классицизмом и романтизмом всегда существовало противоречие, и мы видим, что с давних времен великие литературные деятели выбирали ту или иную сторону. Многие споры были вызваны попыткой определить значимость терминов классицизм и романтизм по отношению к искусству. Возможно, противоречие вызвано разными подходами к жизни. Так мы находим, что классицизм и романтизм — это два способа соприкосновения с жизненным принципом. Для всего классического искусства характерно тонкое, но постоянное напоминание об основных законах и принципах. Техника классического искусства заключается в тщательном подборе таких элементов обращения к уму, которые неизбежно ведут к синтезу. Когда факты сводятся вместе и обобщаются, ум стремится скорее к исключениям, чем к акцентам. Поэтому исключение является основным принципом техники классицизма. Эмфаза чужда классицизму, так как она воздействует на эмоциональную природу, а не на спокойный ум. Именно поэтому классическое искусство иногда называют холодным. Романтизм практически не апеллирует к уму, так как его цель — вызвать сильную эмоциональную реакцию. Поэтому эмфаза неразрывно связана с романтическим искусством. В своих лучших примерах эмфаза настолько проста, деликатна и разнообразна, что едва ощущается как эмфаза. Романтическое искусство кажется пустым тому, чей темперамент желает получить адекватный материал, который можно обобщить с помощью умственной работы. Невозможно точно провести границу между классическим и романтическим искусством. Они указывают лишь на доминирующий темперамент художника. Если он склонен к классицизму, то «шить руками, а не мешком» становиться основным принципом. Если автор склонен к романтизму, то основным принципом становится эмоциональность и наивность языка. Но идя в любом из этих направлений мы приходим к самому центру, где «Искусство — свидетель того, что находится за пределами видимого».

Говоря языком психологии, романтизм и классицизм происходят из двух человеческих потребностей (impulses): самоутверждения и самоприспособления. В сбалансированном темпераменте эти импульсы действуют в гармонии, поэтому зачастую незаметны. Но даже небольшое смещение приводит к их противостоянию, что нарушает равновесие структуры человека. Не нужно большого опыта, чтобы заметить, что у человека с несбалансированным умом настроение меняется от одного к другому. Истории европейской литературы известно два романтических движения, пытавшихся достичь полного самоутверждения — Возрождение и Французская революция. Оба движения представляют исключительно романтический темперамент. Одно подарило миру Спенсера и Шекспира, другое — созвездия таких поэтов как Колеридж, Байрон, Китс, Шелли и Водсворт. Хотя эти романтики творили в разные эпохи, их темпераменты очень схожи. То, как они изображали человеческие страсти, их любовь к природе, воображаемые полеты в дальние страны, восхищение музыкальностью языка — все это обнаруживает их общие черты. Романтизм всегда признавал интуицию движущей силой искусства. Но та интуиция, которую признавал романтизм, немного наивна. Эта простая и доступная способность смутно понималась Гомером и Гесиодом, когда те говорили, что вдохновение для написания песен они черпали в Боге. Художники , говоря о вдохновении, рассматривают себя как инструмент некой силы, стоящей выше их. Это восприятие находит свое отражение в мифах и легендах, однако приводит к персонификации Муз. Очевидно, великими являются те художники, которые оказывают наименьшее сопротивление своей способности быть неким вместилищем и проводником и с абсолютной преданностью фиксируют опыт, находящийся сверх обычного понимания.

В конце 18 века интуиция стала основой кредо романтиков. Блейк верил, что за стихосложением стоит только интуиция. Он действительно верил, что его стихотворения были созданы превосходящей его силой. Он отверг логику и разум и облачил свою поэзию в яркий наряд символизма. Главный мотив его творчества звучал как
«Видеть мир в крупинке песка, рай в лепестках полевого цветка,
На ладони своей удержать бесконечность и в каждом часе целую вечность».

Водстворд считал, что поэзия — мощное душевное пламя, которое бьет ключом из самых глубин души, чтобы озарять нашу жизнь. Для него каждый предмет обладал двойным значением: для высшего разума и для подсознания. Как поэт, он понимал, что последнее значение дарит тот самый трепет жизни, который он воплощал в своих стихах. Шелли полагал, что поэзия — это тонкая сущность. Она исходит от дыхания человеческого разума, охваченного восторгом. Для Колериджа поэзия является единением глубочайшего чувства и мысли; это выражение подсознательного состояния. Мэттью Арнольд придерживается мнения, что искусство и красота взывают к моральной стороне человеческих чувств. Вальтер Питер считает искусство методом выражения мысли. Самая большая проблема художников — это найти определение, которое наиболее полно отражало бы имеющиеся объективные факты. Оскар Уайлд размышлял над этой идеей, которая привела его к мысли об «Искусстве ради искусства». А Кроус (Croce) отрицает выразительность искусства. Искусство расцветает в чистом мире духа и его невозможно обратить в термины объективной реальности. Он считает, что искусство влияет на нас только на эмоционально идейном плане. То есть является истинным романтизмом.

Если в романтизме главной действующей силой является интуиция, то в классицизме средством точной и сильной формулировки, ясного и четкого выражения поэтического опыта является мысль. В классицизме всегда звучит идея рационализации любого опыта и переживания. Даже если будет сказано, что разум и интеллект не являются высшей и самой значимой реальностью, что нерациональное и инстинктивное также играет важную роль в сознании и что искусство и поэзия должны быть выражением и такой ментальности тоже, уже сама идея будет передана с сильным рациональным и интеллектуальным оттенком. В этом состоит одно из различий романтизма и классицизма. В Греции классический век начался с Эсхила, который первый ввел в культуру элемент человеческого самосознания. Софокл, следующий после Эсхила, более уравновешенный, владевший собой, был полон разумных идей, облаченных в «отполированные» фразы. В передаче своего опыта и внутренних переживаний Еврипид полагался лишь на ум, хотя дух, ритм его произведений содержат некий внутренний контакт. Классицизм не допускает в искусстве ничего личного и провинциального. Безличная отдаленность Джейн Остен, Мопассана, Тургенева и Скотта в их всеми уважаемом творчестве впечатляет больше, чем страстная субъективность Диккенса, Джорджа Еллиота и Уэллса. Рациональный ум, оточенный и усиленный в ходе систематических интеллектуальных занятий — вот мастерство, которое классицизм ожидает от каждого великого поэта и художника. В Индии век классицизма начался с Вьясы. Валмики считается более простым, так как был ближе к романтизму. У Вьясы очевиден и более выражен акцент на разум, а изложение произведений по точности не уступает Аристотелю. Форма движения мысли, которую мы находим в Бхагавад-Гите, является не популярной, а философской по характеру. Существует приятная поэзия и великая поэзия. Если Валмики дал нам первую, то Вьяса даровал последнюю. Романтизм и классицизм представляют собой два подхода к творчеству — спонтанное творчество и творчество через самосознание. Существует ли между ними золотая середина? Неужели гармония или их слияние невозможны? Вечное искусство стремится показать, что единение возможно, если художник осознает оба уровня одновременно. Другими словами, он осознает источник и первопричину своего вдохновения и понимает важность работы над «инструментом». Кажется очевидным, что будущее развитие художественного осознания придет к тому, что творческие и критические способности не будут разделены, а будут составлять части одного целого движения.

Подлинное искусство — это источник здорового чувства и ясного выражения авторского замысла. Оно проникает в душу природы и вызывает к жизни наиболее возвышенные идеи и гармоничные состояния, спящие в ее недрах. Мелодия и музыка присущи самой глубине нашего существования, и тот, кто может черпать вдохновение из этих глубин, создает самое прекрасное творение. Но это не значит, что красота лежит лишь в тонких планах нашей жизни. Она также находится и в более грубых планах.

Красота есть в кривых линиях гор, в обнаженной природе, она в неприятном и ужасном, красота в есть и в танце смерти. Если человеческая душа преодолеет присущую ей слабость, робость и желание лишь приятных переживаний, она сможет увидеть и почувствовать самую таинственную гармонию природы, скрытую даже в ее шероховатости, жестокости и разрушении. Эта гармония ультражизненна и нарушает все обычные жизненные ожидания, поэтому, в отличие от остальных, не апеллирует к уму. Но все ультражизненное и ультраментальное находит свое выражение в глубине подсознания, а источник глубин подсознания — бесконечность. Красота есть в танце любви Кришны и в танце смерти Шивы. Один выражает дух красоты, а другой дух подсознания, но артистизм присутствует в обоих. Один погружает сердце в яркие чувства и розовые цвета, другой же останавливает биение сердца, заглушает все звуки этого мира и погружает нас в переживание трансцендентного. Жизнь — это музыка и гармония, и они присущи каждой из ее фаз. С жизнью и в жизни все правильно. Чтобы понять и наслаждаться жизнью, нужно время от времени становиться сверхчеловеком. Когда горизонт нашего ума расширяется и становится отзывчивым к секретам нашей природы, все в жизни воспринимается как проявление красоты.

«Красота — это символ части и целого». Вещи кажутся отвратительными, потому что от нас скрыты их внутреннее значение и ритм. Настоящий художник тот, кто выше человеческих чувств и может представить секреты природы без влияния видимой красоты или уродства. Для этого необходимо проникновнение во все существующие типы движения жизни и все формы и её проявления. Художественная интуиция должна увидеть не только её форму, но и её значение и выражение, так как в природе значение определяет форму и проявляется в ней. Настоящее искусство передает совершенство формы, открывает творческий ритм или красоту. Красота выразительна. У выразительности есть уровни утонченности. Гармония и ритм искусства зависит от того, насколько оно передает внутреннюю сущность и значение. Конечно, это порождает относительность художественного понимания. Поэтому разные авторы провозглашают разные версии красоты. Сократ называл ее мимолетным тиранством, Платон — привилегией природы, Гомер — даром природы, Овидий — милостью Богов. В художественном выражении существуют разные градации того, насколько оно способно передать то многообразие красок, которое вызывает в нас ощущение красоты и гармонии. Искусство становится утонченным, когда утонченной становится жизнь, ибо искусство — это выражение жизни. Нам нравятся творения живого ума, а мягкие, мрачные и спокойные творения духа часто понимаются неверно, так как многие не способны воспринять подлинную эстетику духовного. Художнику, кем на самом является каждый, необходим дух восприятия самых тонких течений жизни, но эта открытость будет возможна, лишь когда мы научимся жить полной жизнью. Иногда нам сложно по достоинству оценить художественное произведение, гениальное в своей духовной и мистической ценности, так как не каждому открыты те уровни сознания, что были открыты его автору. Здесь мистицизм помогает человеку выявить для себя те уровни своего бытия, на которых он будет в состоянии увидеть проявления жизни духовного порядка. (И, возможно, ясно почувствовать их отличия — прим. переводчика.)

Все прекрасное искусство создается путем романтизма или классицизма: либо как спонтанное творение, либо как результат самоосознания. Гений искусства творит сознательно или бессознательно. Но гений мистики — это выражение сверхсознания. Мистицизм, как форма искусства, обнаруживает существование сверхсознания, который является одновременно и знанием и силой. Сверхсознание — это невесомое, неизмеримое солнце, которое излучает тепло, свет, притяжение, электричество без ущерба для себя самого. Мистицизм обнаруживает величие и славу духовной жизни, озаряемой сверхсознательным Солнцем Бытия. Первая роль искусства безусловно — эстетическая. Вторая — интеллектуальная или творческая, а третья — духовная. Что такое духовная жизнь? Это осознание Бытия в его становлении, покоя в изменении, созерцания в действии, единства в разнообразии. Она наполняет энергией, которая является становлением, изменением, действием, двойственностью, расширением. Наполнение происходит независимо от нашего желания, но подлинное раскрытие сознания дарит нам радость и приближает нас к нашей истинной природе. Это и есть духовное искусство или действия мистицизма.

Что это такое? Это духовное действие, лишенное эгоизма и целеполагания в предметно-материальном смысле, это лишенное привязанности, целостное творческое выражение. Мистик сохраняет гармонию в жизни, видя единое Сверхсознание в различных аспектах жизни. Он понимает, что гармония жизни — это фундаментальный закон природы. Противоположности, дуальные силы существования равноценны. Каждое желание, мысль или действие естественны, это движение или заряд природы. Желание, мысль, действие рождены и вызваны конкретным временем, местом и осуществляются в причинно-временом пространстве, что так же и означает нашу зависимость от ощущений. Действие духовного искусства будет означать лишь становление бесконечности.

Совершая действие, не думайте о его плодах. Если вы думаете о плодах, вы связаны, вы раб будущего. Если вы думаете о прошлом, то возвращаете к жизни привидений, которые будут мучить вас. Если вы научитесь жить в настоящем, то жизнь станет творящей, не связывающей, и это достижение, это радость. Это наличные, а не кредит. Вы не должны менять ваши цели и достижения на кредит. Духовная жизнь — это непреходящее настоящее, непреходящая завершенность действия или искусства. Это тот момент, в котором прошлое соединяется с настоящим, иначе говоря, оно охватывает оба этих момента. Это момент Бытия, все остальное преходяще. Это момент излучения сознания без рассеивания его между прошлым и будущим. Духовная жизнь — это жизнь в масштабе вселенной, а духовный человек излучает мощную энергию, утверждая бытие первопричины нашего мира среди его постоянно сменяющихся друг друга форм и энергий.

Духовная жизнь — это жизнь как утверждений, так и отрицаний. Она, возможно, отрицает реальность видимого, но вместе с тем, утверждает видение реального. Она видит в проявлениях только проявления, вкладывая в них временной, пространственный, причинный смысл и значение. В то же время она сохраняет облик внешней реальности для своего собственного самовыражения, вкладывая в нее только духовный смысл. Внешняя, видимая реальность будет проявляться и далее, у каждого такого временного проявления будет своя цена в масштабах вечности. Некоторые будут повторяться, другие придут к полному завершению — оживленные, наделенные силой, светом, свободой, счастьем благодаря обитающей внутри и направляющей процессы развития внутренней, высшей реальности. Точно так же сначала мы ищем Любовь, Свободу, Истину, Силу во внешнем мире, и только после разочарования мы начинаем искать её внутри, в духовной жизни, и тогда все эти качества становятся частью нас и уже никогда не покидают нас под тем или иным предлогом. Ибо духовная жизнь — это жизнь полной реализации нашего существования, а не условное, символическое или догматическое достижение. И самое ужасное в нашей жизни сегодня — это то, что она раскромсана на отдельные кусочки: споры религии и науки, наука игнорирует искусство, искусство скептично по отношению к этике, а этика чужда политике. Все это, столь необходимое для жизни людей, разделено в нашем сознании. Но человек не может жить жизнью, чье имя разбито на кусочки. Мы будет напрасно тратить свою жизнь, пока не придем к ощущению ее целостности. Сейчас мы только сборище маленьких кусочков жизни. В лучшем случае наша жизнь — это общая сумма интересных событий, но она только лишь «общая» по сумме, а не целостная по сути.

Духовный человек или мистик — самый обыкновенный человек, но вместе он является целостным, его сознание не разорвано на множество кусочков. Эту целостность можно выразить символом круга и точки в центре круга. Духовная жизнь признает и точку, и круг, единство и множество как одно целое.

Для духовной жизни пищей является nada или Музыка, чьи действия подобны эфиру. В нем содержится все, от него не исходит ни одно действие. Подобно божественной музыке, это радость, ее единственная цель — наслаждение, которое бесконечно богаче блаженства от сексуального единения, научного открытия, художественного творения, физической победы или расширения способностей ума. Она не имеет связи с чем-либо еще, так как все связи являются лишь частью такой духовной жизни. У духовного сознания есть своя недосказанность, свое значение и своя ясность. Невозможно уйти от мира, так как оно в нем и вне его, оно субъективно и объективно. Только тот, кто достиг Истины внутри, может переступить границы субъектно-объектных отношений. До тех пор внешнее и внутреннее, субъект и объект будут взаимопроникающими, взаимозависимыми.

Таким образом, искусство мистицизма проводит строгое различие между красотой духа и природы. Природа красива лишь тогда, когда она является выражением духа. Даже то, что производит природа, не совсем принадлежит природе, ибо это ощутимое проявление сверхощутимого. Природа действительно величественна и красива, потому что это не просто природа, её гармония указывает на то, что не поддается описанию. В своей целостности природа представляет божественную гармонию и божественное искусство. Человеческое тело, внешность, действия красивы, если они исполнены смысла и выражения. Чем изящнее выражение, тем прекраснее личность (figure). Личность может быть гармонична во всех отношениях, но она красива, лишь когда в ней виден внутренний смысл души.

Мистик видит в природе божественную поэзию, проявляющуюся в творении, а в Боге, — душе природы, поэта. Для мистика Бог, поэт — творец, который снова и снова отливает формы природы, чтобы достичь самого изящного выражения. Мистик осознает Бога в двойственном аспекте: как Блаженство в трансцендентном аспекте и как Красоту в имманентном аспекте. Бог, воспринимаемый как красота, реален и динамичен в своем проявлении. Поэтому красота ассоциируется с динамизмом жизни и духа. Так как красота поглощает и возвышает душу, она освобождает ее от связи с материей и вводит ее в сферу духа. На этой высоте существования душа чувствует новое влечение, новое наслаждение в широком проявлении духа, но не через природу, а через саму себя. А свобода от связи с природой проявляется как поглощающее чувство неувядающего наслаждения, превосходной гармонии и гибкого в изменениях проявления, что и является характеристиками духовной жизни.

Перевод Н.Шуваловой.